Выдержки из книги об Александре Федоровиче Керенском

Автор книги — краевед и публицист, заслуженный работник культуры Ульяновской области Ю.В.Козлов.

Предисловие автора

Известный политик, председатель Временного правительства России Александр Федорович Керенский прожил долгую, полную счастливых обретений и горьких утрат жизнь: родился весной 1881 года в Симбирске, а умер в Нью-Йорке летом 1970 года. Документы свидетельствуют, что Керенский не был лишен личного мужества, обаяния, образованности, христианской веры и русского патриотизма. Однако личных качеств оказалось недостаточно для человека, управляющего огромным государством, ибо его должны характеризовать не добрые намерения, а дела. Публикуемые выдержки из книги об А. Ф. Керенском предоставят Вам возможность взглянуть на жизнь и деятельность Александра Федоровича, увидеть как менялись его взгляды, в чем он оказался прав и где заблуждался.

Родом из Симбирска

kerensky5
В селе Керенки Никольского района Пензенской области стоит на холме над речкой Керенкой однокупольный каменный храм во имя святой Троицы, построенный еще в 1771 году иждивением прихожан. Полтора столетия назад в Троицкой церкви служил дьяконом Михаил Керенский и было у него три сына. Сыновья окончили Пензенское духовное училище, потом духовную семинарию. Младший из них — Федор начал службу учителем в Нижнеломовском духовном училище.

В 1863 году Федор Керенский решил уйти из духовного ведомства и стать учителем русского языка в каком-либо светском училище. Два года он прослужил в Наровчатском уездном училище и поступил на историко-филологический факультет Казанского университета. В 1869 году успешно окончил его, уже на 32-м году жизни, со степенью кандидата.

Керенский был назначен преподавателем словесности в Казанскую Первую классическую гимназию, ему также доверили вести уроки в Казанской Мариинской женской гимназии. Дальнейшая карьера Федора Михайловича складывалась блистательным образом. В 1874 году он занял должность инспектора Казанской классической гимназии, то есть стал вторым лицом после директора. А спустя три года его служебное усердие было вознаграждено назначением на пост директора Вятской классической гимназии.

В мае 1879 года коллежский советник Ф. М. Керенский по приказу министра народного просвещения был перемещен на должность директора Симбирской мужской классической гимназии.

Федор Михайлович был женат на своей бывшей ученице, дочери подполковника А. А. Адлера, потсдамского немца по происхождению. Надежда Александровна с отличием окончила Казанскую Мариинскую женскую гимназию и получила свидетельство домашней учительницы. В Симбирск Керенские приехали с тремя дочерьми, старшей исполнилось четыре года, а младшей было три месяца отроду.

В Симбирске семья Керенских увеличилась. 22 апреля 1881 года супруга подарила Федору Михайловичу долгожданного сына, нареченного Александром. А 17 июня 1883 года у Керенских появился второй сын, Федор. Жили Керенские по-прежнему на казенной квартире.

В 1883 году Керенский также возглавил и Симбирскую Мариинскую гимназию. Нелегко было Федору Михайловичу управлять двумя гимназиями одновременно. Тем не менее, благодаря его неустанной заботе, как мужская, так и женская гимназия вскоре заняли ведущее место среди гимназий России.

Успехи Федора Михайловича были замечены и по достоинству оценены. Он неоднократно награждался орденами и повышался в чинах. В 1887 году Керенский Высочайшим приказом был произведен в действительные статские советники, то есть в штатские генералы. Продвигаясь по служебной лестнице, он был наделен сначала правами личного, а затем и потомственного дворянства.

Шли годы, подрастали дети. «Воспитанием старших сестер, которые посещали среднюю школу, занималась гувернантка-француженка. Младшие же дети были отданы на попечение няни, Екатерины Сергеевны Сучковой, — вспоминал Александр Керенский. — В детстве она была крепостной и не научилась грамоте. Обязанности ее были такими же, как и у всякой няни: она будила нас утром, одевала, кормила, водила на прогулку, играла с нами…».

Саше Керенскому шел шестой год, когда у него обнаружился туберкулез бедренной кости. Больную ногу затянули в металлический бандаж, похожий на сапог выше колена, и мальчика на шесть долгих месяцев уложили в постель.

Саша был живым и подвижным мальчуганом и лежать в постели было для него сущее наказание. Бороться со скукой ему помогали книги. «Я проглатывал книги и журналы, исторические романы, описания путешествий, научные брошюры, рассказы об американских индейцах и Жития святых, — отмечал он много лет спустя. — Я познал обаяние Пушкина, Лермонтова и Толстого, не мог оторваться от «Домби и сына» и проливал слезы над «Хижиной дяди Тома».

Ф. М. Керенский находился в дружеских отношениях с И. Н. Ульяновым, директором народных училищ Симбирской губернии. Как люди одного положения, семья Федора Михайловича обменивалась традиционными визитами с семьей Ильи Николаевича в пасхальные и рождественские праздники. При встречах часто вспоминали Казань и Пензу, где было немало общих знакомых, так как Ульянов, в молодости, тоже обучался в Казанском университете, а затем учительствовал в Пензенском дворянском институте. Надежда Александровна, как и Мария Александровна Ульянова, любила музицировать на рояле.

В январе 1886 года, когда И. Н. Ульянов скоропостижно скончался, Керенские пришли проводить его в последний путь и выразить соболезнование вдове. Федор Михайлович всячески способствовал М. А. Ульяновой в ускорении получения пенсии.

Через год семью Ульяновых постигло новое несчастье, в Петербурге по обвинению в подготовке цареубийства был арестован Александр Ульянов. Казнь старшего брата совпала по времени со сдачей Владимиром и Ольгой Ульяновыми выпускных экзаменов на аттестат зрелости. Тем не менее, оба успешно сдали все экзамены, получив высшие баллы. Решением педагогической конференции Симбирской Мариинской женской гимназии, под председательством Ф. М. Керенского, пятнадцатилетняя Ольга была представлена к награждению золотой медалью. Возглавляемый Федором Михайловичем педсовет Симбирской мужской классической гимназии постановил «за отличное прилежание и успехи» наградить семнадцатилетнего Владимира Ульянова золотой медалью. Эти факты как нельзя лучше говорят о порядочности Керенского, ведь медали давались сестре и брату государственного преступника, казненного за покушение на императора.

Весной 1889 года Федор Михайлович узнал, что ему предстоит перебраться в далекий и незнакомый Ташкент. Второго мая последовал Высочайший приказ о его назначении главным инспектором Туркестанского края.

«Утром в день отъезда нас посетил самые близкие друзья, чтобы попрощаться и, как это водится на Руси, вместе посидеть и помолиться перед дорогой, — будет вспоминать Александр Федорович Керенский, — затем все поднялись, перекрестились, обнялись и отправились на речной причал. У всех стояли на глазах слезы, и мы, дети, взволнованные до глубины души, чувствовали, что происходит что-то необратимое. На причале нас поджидала большая толпа знакомых. Наконец прозвучал пронзительный гудок парохода, сказаны последние отчаянные слова прощания, подняты на борт сходни. Застучали по воде колеса парохода, и люди на берегу закричали и замахали белыми носовыми платками. Еще один гудок, и Симбирск, где я провел счастливейшие годы своей жизни, начал постепенно удаляться, становясь частью далекого прошлого».

В Ташкентской гимназии

Главным городом Туркестанского края являлся Ташкент, население которого насчитывало около 150 тысяч жителей. Город делился на две части — старую азиатскую и новую русскую.

Керенские прибыли в Ташкент и разместились в большом казенном особняке на углу Московской улицы и Воронцовского проспекта новой благоустроенной части города.

Летом следующего 1890 года Александр Керенский был принят в приготовительный класс Ташкентской мужской гимназии. Он рос бойким и резвым мальчишкой, любил бороться с другими гимназистами, иногда не рассчитывая сил противника. Ученики 1-го и 2-го классов относились к «приготовишкам» свысока. Саша возглавил «освободительное» движение одноклассников, решив дать бой обидчикам на улице, по пути домой.

В семье Керенских избегали критики правительства, соблюдали религиозные обычаи и национальные традиции. В младших классах Александр усердно посещал гимназическую церковь и пел на клиросе. 20 октября 1894 года, в день смерти Александра III, читая официальный некролог, он долго заливался горючими слезами воздавая должное служению императора на благо Европы и России.

После смерти Александра III, на престол взошел его старший сын- Николай II, который был женат на дочери герцога Дармштадского Людовика IV, нареченной в православии Александрой Федоровной. После коронации, при раздаче царских подарков на Ходынском поле в Москве, произошла кровавая давка. В результате сотни людей были раздавлены, а тысячи других получили увечья. С тех пор в революционной среде Николая II стали называть «Кровавым». Однако это трагическое событие практически не поколебало веры пятнадцатилетнего Александра Керенского в благодетельного царя. В гимназические годы он совершенно не интересовался политикой.

Сам Александр Керенский, вспоминая школьные годы, напишет: «Я был общителен, увлекался общественными делами и девочками, с энтузиазмом участвовал в играх и балах, посещал литературные и музыкальные вечера. Часто совершались верховые прогулки, что было вполне естественно, поскольку Ташкент был центром и военного округа. У сестер не было отбоя от кавалеров и жизнь казалась нам восхитительной».

Вскоре старшая из сестер, Надежда, вышла замуж за инженера Г. М. Сваричевского. Георгий Михайлович в 1895 году окончил Петербургский институт гражданских инженеров, затем участвовал в проектировании и строительстве Ташкентской железной дороги. Перед свадьбой он выстроил по собственному проекту каменный особняк на углу Гоголевской и Кауфманской улиц. Молодая хозяйка сделала этот дом уютным и гостеприимным, а через год подарила Георгию Михайловичу сына. Все Керенские, как старшие так и младшие, любили бывать в гостях у Сваричевских.

Девять лет провел Александр Керенский в стенах Ташкентской мужской гимназии. К экзаменам на аттестат зрелости в 1899 году только три ученика пришли круглыми отличниками, среди них — Керенский. Первый экзамен — «Закон божий». Александру достался билет: «Создание человека по образу и подобию Бога». Оценка — «отлично». Второй экзамен — по словесности. Керенский вытянул билет: «Происхождение романа. Роман Сервантеса. Общечеловеческое значение «Дон-Кихота». Оценка — «Отлично»! Экзамен по истории: «Уничтожение местничества. Перемены в русском обществе перед появлением Петра Великого. Положение женщины…». И снова – «Отлично». Третьего июля вместе с аттестатом зрелости он получил золотую медаль.

В Ташкенте, в ту пору, не было высших учебных заведений и Керенский решил поступать на историко-филологический факультет Петербургского императорского университета. Выбор факультета не был случайным, от отца унаследовал он любовь к русской истории и литературе. «Я принял решение заниматься двумя важнейшими науками: историей и классической филологией, — отметит Александр, — на смену детским мечтаниям о карьере актера или музыканта пришло решение отдать, по примеру отца, все силы служению народу, России, государству».

На берегах Невы

kerensky3На Васильевском острове, вдоль Невы, раскинулись шесть громадных корпусов Санкт-Петербургского Императорского университета. В августе 1899 года на историко-филологический факультет университета был зачислен Александр Керенский. Среди четырех факультетов, самым маленьким являлся историко-филологический факультет, где числилось 178 студентов, а самым крупным — юридический, на котором обучались 2192 студента.

Керенский в письмах родителям регулярно сообщал о своей жизни в столице. Однако рассказы о занятиях в университете занимали в его письмах довольно скромное место. Покинув отчий дом, Александр был волен теперь поступать как ему заблагорассудится. Запретным отныне было лишь то, что он сам считал таковым.

«В первый год пребывания в Санкт-Петербурге у меня не было друзей за стенами университета, я посещал лишь дома знакомых моих родителей, — отмечал Александр, — я весьма скоро почувствовал, что они настолько обескуражены тем, что скромный молодой человек, каким они меня всегда знали, вдруг превратился в молодого безумца, развязно рассуждающего о театре, опере, музыке и современной литературе и даже иногда намекающего на знакомство с некими девицами с Высших женских курсов».

Первые студенческие каникулы Александр Керенский провел в Ташкенте. А возвратившись в Санкт-Петербург, поселился у двоюродной тетки, вдовы генерал-майора Н. Г. Троицкой, проживавшей в доме № 15 на Сергиевской улице. 13 сентября 1900 года он обратился к ректору университета А. Х. Гольмстену с прошением о переводе на юридический факультет. Просьбу удовлетворили, Керенский был переведен с зачислением на первый курс.

«Очень доволен факультетом и с удовольствием на нем занимаюсь, — сообщил Александр родителям в письме от 30 декабря 1900 года, — на первом курсе работы обязательной сравнительно мало, чтобы сдать экзамены достаточно двух месяцев. Письменных работ у нас никаких нет». Не было и практических занятий, так как преподаватель почти все полугодие был болен.

Чем же был занят студент Керенский? Для него домом родным в тот год стало землячество студентов из Ташкента, он был даже избран в его совет. Своей главной задачей это землячество, как и другие, считало «оказание помощи малоимущим студентам и поддержание контактов между земляками». Наряду с другими мероприятиями, они устраивали благотворительные концерты, в которых нередко принимали участие известные актеры и певцы — Федор Шаляпин, Мария Савина, Вера Комиссаржевская.

Вторым домом для Керенского в 1900 году стала семья Барановских, проживавших на Васильевском острове. У госпожи Барановской, разведенной жены полковника Генерального штаба Л. С. Барановского, было две дочери — Ольга и Елена, и сын Владимир, гвардейский офицер. Очаровательная семнадцатилетняя Ольга, посещавшая Высшие женские курсы, пользовалась успехом у молодых людей. К ее окружению присоединился и Александр.

Керенский никогда не пропускал лекций по истории русского права, которые читал бывший ректор университета профессор В. И. Сергиевич. Василий Иванович, вынужденный уйти с поста ректора после студенческих волнений, был самым блестящим лектором в университете. «Всякий раз, говоря о праве Древней Руси, он подчеркивал, что и «Русская правда» Ярослава Мудрого одиннадцатого века и «Поучение», которое оставил своим сыновьям Владимир Мономах, отвергали смертную казнь, — отмечал Керенский, — рассказывая о правовых отношениях на Руси, он особенно упирал на то, что Русь никогда не знала концепции божественного происхождения власти, и подробно останавливался на взаимоотношениях между престольным князем и народным вече».

Еще в феврале 1900 года Керенский впервые наблюдал студенческую сходку, которая произвела на него большое впечатление. «Чувствуешь, что перед тобой сила, — писал Александр родителям, — сила могучая, сила… может быть, ошибающаяся, но самоотверженная и идеально честная, сила неудержимая!».

Два года спустя, во время такой же сходки, Керенский, неожиданно для себя, произнес речь, призывая студентов помочь народу в его освободительной борьбе.

«До этого момента моя репутация была безупречна, — вспоминал Керенский, — однако на следующий день меня вызывали к ректору университета. Он приветствовал меня такими словами: «Молодой человек, не будь вы сыном столь уважаемого человека, как ваш отец, внесшего такой большой вклад в служение стране, я немедленно выгнал бы вас из университета. Предлагаю вам взять отпуск и пожить некоторое время вместе с семьей».

Среди молодых людей Ташкента Александр Керенский выглядел героем. Но приезд домой был омрачен первым в его жизни серьезным столкновением с отцом, который был чрезвычайно расстроен случившимся. Вероятно, Федора Михайловича пугала возможность того, что сын пойдет по пути братьев Ульяновых. Он добился от сына обещания проявлять благоразумие и держаться в стороне от всякой политической деятельности до окончания университета.

16 марта 1904 года Керенский окончил курс юридических наук и получил диплом первой степени. А в июне того же года Александр уехал в поместье своего будущего тестя, находившееся вблизи деревни Каинки в Казанской губернии. Там состоялось его венчание с Ольгой Барановской, и там они оставались вплоть до осени.

«Когда я осенью возвратился в Санкт-Петербург, то с трудом узнал его, настолько изменилась царившая в нем атмосфера, — отметил позднее Керенский, — новая ситуация, создавшаяся в результате смерти Плеве, породила огромный энтузиазм и небывалое возбуждение. На пост министра внутренних дел был назначен генерал-губернатор Вильны П. Д. Святополк-Мирский, о котором с почтением отзывались все знавшие его. Культурный, образованный человек, он обладал взглядами, куда более современным, чем взгляды его предшественника. Вступление на министерский пост он ознаменовал заявлением, в котором обещал проводить политику, прислушиваясь к голосу общественности…».

Керенский стал официально оформлять вступление в коллегию адвокатов. Для этого необходимо было представить трех поручителей, которые хорошо бы знали кандидата и гарантировали его соответствие профессиональным требованиям. В качестве одного из поручителей Александр представил бывшего прокурора Ташкентской судебной палаты, сенатора А. Ф. Кони, высоко чтимого среди общественности и в среде коллег-юристов. Но оказалось, что столь высокопоставленные поручители не удовлетворили членов коллегии молодых адвокатов. Керенский пришел в ярость и даже подумывал о том, чтобы распрощаться с идеей вступления в коллегию. Но друзья убедили его не горячиться, и он, в конце концов, нашел поручителей, приемлемых для коллегии молодых адвокатов. Так Александр стал помощником присяжного поверенного Санкт-Петербургской судебной палаты Н. А. Оппеля и начал работу в юридической консультации.

Первый арест

12 декабря 1904 года был опубликован указ Николая II. Его положения касались религиозной терпимости, свободы слова и реформы законов о печати, пересмотра трудового законодательства. Для рассмотрения этих вопросов и выработки рекомендаций были созданы специальные комитеты под председательством членов Государственного совета.

В крупных городах началось движение по созданию рабочих союзов. В Санкт-Петербурге новое движение возглавил молодой священник Георгий Гапон, намеревавшийся организовать массовую демонстрацию, чтобы изложить царю нужды простых людей.

Воскресным утром, 19 января 1905 года, Керенский вместе со своим другом Александром Овсянниковым отправились на Невский проспект посмотреть на демонстрацию. «Вдоль всего Невского проспекта двигались, направляясь из рабочих районов, ряд за рядом, колонны спокойных, с торжественно-важными лицами, одетых в свои лучшие одежды людей, — писал впоследствии Александр Федорович, — Гапон, шедший во главе процессии, нес крест, а многие рабочие — иконы и портреты царя. Нескончаемое шествие текло весьма неспешно и мы прошли рядом с ним вдоль всего Невского проспекта, начиная с Литейного». Когда колонны рабочих дошли до Александровского сада, на другом конце которого стоял Зимний дворец, началась стрельба. Охваченные паникой, люди стали разбегаться, а вслед им летели пули.

В тот день у многих, в том числе и у Керенского, была разбита древняя вера, что царь и народ едины. Александр Федорович был до глубины души возмущен тем, что в то время, когда русская армия терпела поражения на Дальнем Востоке, отборные части императорской гвардии слепо подчинились абсурдному и чудовищному приказу стрелять в рабочих.

В августе Николай II утвердил разработанный А. Г. Булыгиным законопроект о новом государственном учреждении, названном Государственной думой. Правительство стремилось использовать законосовещательную Думу для привлечения на свою сторону либералов, а также подавления революционного движения. Однако выборы в нее не проводились из-за политической нестабильности. К осени 1905 года Российская империя была парализована начавшейся в Москве всеобщей стачкой. От Варшавы до Урала остановились поезда, прекратили работу фабрики и заводы, замерли у пристаней пароходы.

В деревнях крестьяне делали самовольные порубки лесов, уводили скот и поджигали усадьбы в помещичьих имениях.

Первой реакцией правительства было ужесточение репрессий, однако подавить беспорядки оказалось чрезвычайно трудно.

17 октября император подписал манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», в котором обещал ввести гражданские свободы: слова, печати, совести, собраний и союзов, привлечь к выборам в Государственную Думу широкие слои населения, а сама Дума становилась законодательной. Таким образом Россия получила шанс обзавестись выборным парламентом и стать конституционной монархией.

К тому времени в стране активно действовали партия социал-демократов — предшественников марксистов, и партия социалистов-революционеров (эсеров), возникшая в результате объединения народнических групп и кружков. Именно к эсерам инстинктивно тяготел Керенский. Они выступали против самодержавия, требовали установления демократической республики с широкой автономией областей, введения всеобщего избирательного права, свободы слова, печати, совести, собраний, отделение церкви от государства, всеобщего бесплатного образования, а также уничтожения постоянной армии.

» Двоюродный брат моей жены Сергей Васильев, учившийся на последнем курсе Института инженеров путем сообщения, вошел в состав студенческого комитета партии социалистов-революционеров, — вспоминал Александр Федорович, — вместе с А. А. Овсянниковым и Н. Д. Мироновым он создал эсеровскую группу для ведения пропагандистской работы и распространения отпечатанных на мимеографе листовок. Мы с женой разрешили им хранить их в нашей квартире — доброе дело, так дорого обошедшееся нам впоследствии».

Группа Васильева стала издавать бюллетень «Буревестник», и Керенский решил попробовать свои силы в качестве политического публициста на его страницах. Вскоре полиция конфисковала один из номеров бюллетеня, где была опубликована весьма резкая статья Александра Федоровича. А вечером 21 декабря, когда Керенский с женой наряжали для своего восьмимесячного сына рождественскую елку, к ним явились жандармы с ордером на обыск.

При обыске было обнаружено «значительное количество переписки и воззваний преступного содержания, заряженный револьвер, рукописи…». Керенского арестовали и отвезли в «Кресты».

Ему предъявили обвинение «в причастности к подготовке вооруженного восстания и принадлежности к организации, ставившей своей целью свержение существенного строя».

Дознание велось боле трех месяцев, но никаких результатов не дало. 5 апреля 1906 года Керенского и Васильева с друзьями освободили из-под стражи. Александру Федоровичу было запрещено проживать в течение ряда лет в Санкт-Петербурге и Москве.

«Я поговорил с давнишней приятельницей моих родителей госпожой Тройницкой, — писал Керенский, — близко к сердцу приняв мои трудности, она немедленно позвонила директору департамента полиции сенатору Зволянскому, с дочерьми которого я познакомился в ее доме. Он согласился принять меня в служебном кабинете. Во время разговора он всячески утешал меня, стараясь доказать, что мои заботы — сущие пустяки… В конце концов мы достигли компромисса. Распоряжение будет отменено, но мне придется отправиться к отцу в Ташкент, провести там «отпуск» и до осени не появляться в Санкт-Петербурге».

Через несколько дней Александр Федорович вместе с женой и годовалым сыном отправился в далекий Ташкент. Туркестанский край в ту пору тоже не отличался благоденствием, но волнения здесь не были столь массовыми, как в центральных губерниях России. Большевики пытались организовать среди местных рабочих выступления против самодержавия, но успеха не добились. А начавшиеся волнения в частях ташкентского гарнизона довольно быстро были подвалены верными правительству войсками.

Керенский, прибыв в Ташкент, под присмотром отца вел себя благоразумно. Матери к тому времени в живых уже не было. Надежда Александровна скончалась в мае 1905 года и была похоронена на городском кладбище.

Александр Федорович пробыл в Ташкенте около двух месяцев и вернулся в столицу. В июне того же 1906 года в квартире Керенских вновь был произведен обыск, так как департамент полиции получил сведения о сношениях Александра Федоровича с членом боевого комитета партии эсеров С. Г. Клитчоглу. При обыске обнаружили револьвер с патронами, восемь экземпляров программы партии социалистов — революционеров, разные нелегальные издания, тетрадь со стихотворениями «преступного содержания»… Однако этих «улик» снова оказалось недостаточно и дознание в отношении Керенского 21 сентября того же года было прекращено.

«К этому времени я утратил всякую надежду на восстановление доверия между царем и народом, которое казалось таким реальным после манифеста 17 октября, — писал Александр Федорович, — после роспуска Первой Думы и принятия бывшими членами Думы «Выборгского воззвания», призвавшего население к «пассивному сопротивлению» путем отказа от уплаты налогов и от службы в армии, по городам и сельским районам, а также в армии прокатилась новая волна революционных возмущений».

Молодой адвокат отказывался от гражданских и уголовных дел в надежде на участие в политическом процессе. В свете развития политических событий такая задача становилась все более актуальной.

Популярный адвокат

В 1906 году развязанный левыми партиями террор буквально захлестнул Российскую империю.

12 августа, всего через месяц после начала деятельности на посту премьер-министра П. А. Столыпина, в столице была взорвана правительственная дача. Портфели с «начинкой» взорвались во время приема посетителей. Убито было 27 человек, а ранено более 30, в том числе сын и дочь Столыпина. Сам Петр Аркадьевич чудом остался невредим.

Спустя неделю был принят указ о военно-полевых судах. Рассмотрению этих судов, говорилось в законе, подлежат такие дела, когда совершение «преступного деяния» является «настолько очевидным, что нет надобности в его расследовании». Столыпин стремился не только подавить беспорядки при помощи репрессий, но и снять их с повестки дня путем реформ. 9 ноября 1906 года председатель Совета министров издал указ, согласно которому крестьяне получили право выходить из общины и получать в личную собственность земельные наделы. Это было начало его знаменитой аграрной реформы, ведущей к укреплению крестьянских хозяйств.

В конце октября Керенскому предложили принять участие в политическом процессе в Ревеле (ныне Таллинн) по делу крестьян, разграбивших поместье местного барона. Александр Федорович почти без колебаний согласился и сразу отправился в Прибалтику.

Местные адвокаты были немало удивлены, когда вместо маститого столичного юриста перед ними предстал неизвестный молодой человек. «Несмотря на мою неопытность, все обошлось наилучшим образом, — вспоминал Александр Федорович, — мне удалось не только успешно провести защиту, но и назвать организаторов и участников карательных экспедиций. Мы выиграли дело, большинство обвиняемых было оправдано».

Между тем в политической жизни Российской империи все большую роль начинала играть Государственная дума. Когда в газете было объявлено о созыве второй Думы 20 февраля 1907 года на основе старого избирательного закона, все крупные политические партии приняли участие в выборах. Правительство старалось лишить эту Думу прочного большинства, но она вышла гораздо левее первой и вскоре тоже была распущена. В качестве предлога для роспуска правительство использовало обвинение в военном заговоре социал-демократической партии.

Каторга грозила и членам Санкт-Петербургской военной организации РСДРП, дело которых рассматривалось в сентябре 1907 года. «Они поставили целью своей деятельности насильственное изменение посредством народного восстания и мятежей в армии и флоте монархического образа правления на республиканский, — отмечалось в обвинении, — для чего вели в этом смысле устную пропаганду среди воинских чинов, устраивали недозволенные им сходки, распространяли среди них всевозможные революционные издания, брошюры и прокламации». В судебном процессе в качестве одного из защитников участвовал и Керенский. Удачно построив защиту, ему вместе с коллегами удалось добиться оправдания 16 подсудимых «за недоказанностью обвинения».

Выборы в третью Государственную думу осенью 1907 года проходили по новому избирательному закону, который так распределял количество выборщиков между различными социальными группами, чтобы дать перевес поместному дворянству. В результате среди депутатов третьей Думы преобладали октябристы и черносотенцы. В центре внимания этой Думы стояли вопросы столыпинской аграрной политики, депутаты поддерживали переселение малоимущих крестьян за Урал и в Сибирь, где имелось немало свободных земель. Депутаты также добивались увеличения военных кредитов и численности армии, стремясь повысить обороноспособность России.

После ревельского и петербургского процессов, о которых сообщили газеты, Керенскому со всех сторон посыпались предложения. В декабре 1909 года Совет присяжных поверенных при Санкт-Петербургской судебной палате принял его в число присяжных поверенных. А в следующем 1910 году состоялся судебный процесс по «делам» туркестанской организации эсеров, подобранным охранкой за 1905-1907 годы. Процесс проводился в специальной судебной сессии в городе Скобелеве (ныне Фергана) — самом тихом из областных центров Туркестана. Основным защитником выступил прибывший из столицы Керенский, что отражало его связи с эсерами и с краем. Процесс Александр Федорович провел благополучно, не было смертных приговоров.

Теперь Керенский постоянно выступает защитником в политических процессах. Он объездил всю страну, побывал в Поволжье, Сибири, Туркестане и на Кавказе. Увеличились гонорары, его семья, где росли двое сыновей, Олег и Глеб, перебралась в просторную и удобную квартиру на втором этаже дома № 23 по Загородному проспекту.

Между тем за деятельностью Керенского был установлен политический надзор. К тому времени Александр Федорович прервал членство в партии эсеров, но продолжал оказывать услуги революционерам как в качестве защитника по политическим делам, так и деньгами. В ноябре 1910 года начальник Санкт-Петербургского жандармского управления уведомил губернское правление, что казначейство «передало на хранение в депозит залог за обвиняемого в государственном преступлении Семена Борисовича Михайлова, представленный Александром Федоровичем Керенским и состоящий из 500 рублей наличными деньгами».

В 1912 году Керенский принимал участие в трех судебных делах, прогремевших на всю Россию.

Процесс по «делу 55-ти» членов туркестанской организации партии эсеров проходил в Ташкенте. Организации приписывались совершенные в 1907-1908 годах «экспроприации» денежных средств из железнодорожной кассы Самарканда и Чарджуйского казначейства, убийство начальника Среднеазиатской железной дороги генерал-майора Ульянина, самаркандского полицейского пристава Вишневского и других должностных лиц.

10 марта газета «Раннее утро» сообщила: «Кроме местной адвокатуры, в защите принимают участие присяжные поверенные Кузьмин-Караваев, Бржосек и Керенский. Рассмотрение дела протянется около месяца». Благодаря участию столичных адвокатов процесс прошел без смертных приговоров, а шестнадцать человек были оправданы.

Оказавшись в Ташкенте, Александр Федорович не преминул навестить младшего брата. Федор Федорович Керенский окончил тот же юридический факультет Санкт-Петербургского университета и занимал в Туркестане одну из прокурорских должностей. Старшей сестры Надежды Федоровны уже не было в живых, а апреле 1911 года она умерла от брюшного тифа. В Санкт-Петербург Александр Федорович вернулся вместе с отцом, который еще в августе 1910 года из-за тяжелой болезни вышел в отставку и теперь решил перебраться в столицу. Там Федор Михайлович спустя два месяца и скончался.

4 апреля 1912 года в далеком сибирском городке Бодайбо произошли трагические события — расстрел трехтысячной демонстрации рабочих, возмущенных рабскими условиями жизни и труда на приисках акционерного общества «Ленское золотопромышленное товарищество». Ленские события вызвали взрыв возмущения по всей России. Правительство было вынуждено назначить комиссию во главе с бывшим министром юстиции С. С. Манухиным для расследования на месте всех обстоятельств дела. Однако это не удовлетворило оппозицию в третьей Думе и было решено послать в Бодайбо еще общественную комиссию, которую возглавил А. Ф. Керенский.

Обе комиссии провели перекрестные допросы свидетелей расстрела. Свои зашифрованные отчеты сенатор Манухин направлял в министерство юстиции и царю, а присяжный поверенный Керенский — по телеграфу в Думу и в прессу. Вернувшись в столицу, Александр Федорович результаты расследования не только изложил в Государственной думе, но издал отдельной брошюрой под названием «Правда о Лене», которую конфисковала полиция. В результате открытого расследования монопольное положение акционерного общества было ликвидировано, а его администрация реорганизована. Трущобы, в которых жили рабочие с семьями, разрушили и на их месте построили новые дома. Была также повышена зарплата и улучшены условия труда.

Керенский стал популярным адвокатом и получил предложение баллотироваться на выборах в четвертую Государственную думу по списку трудовиков. Поскольку для избрания необходимо было располагать собственностью, Александр Федорович, по совету лидеров упомянутой партии, приобрел в уездном городе Вольске Саратовской губернии двухэтажный дом с садом. После возвращения с Ленских приисков он отправился в этот 40-тысячный волжский город, чтобы начать предвыборную кампанию.

«В Вольске я немедленно установил контакты с замечательными людьми самых различных профессий — судьями, врачами, чиновниками, — писал Александр Федорович, — на предвыборных собрания я мог говорить свободно, не прибегая к псевдореволюционной риторике, поскольку идеи мои находили благодатную почву в аудитории».

Достойных соперников у Керенского в Вольске не нашлось, он был избран депутатом четвертой Думы от курии городских жителей.

Предвоенные годы

Керенского избрали членом постоянной бюджетной комиссии и комиссии по запросам, а также членом временной комиссии по наказам. С первой сессии Думы Александр Федорович вел себя очень активно. Его природный ораторский дар, укрепившийся в результате адвокатской практики, получил в Думе политическую шлифовку. Керенский вскоре стал главным оратором малочисленной фракции трудовиков, объединившей крестьянских депутатов, а затем и ее лидером.

Не было, пожалуй, ни одного вопроса, касающегося прав народа на землю и волю, который бы остался не освещенным Керенским с думской трибуны. Однако его страстные речи в защиту народа доходили до самого народа, благодаря цензуре, лишь в виде отрывков или просто сплошных белых пятен в газетах. Поэтому Александр Федорович часто выступал перед народом и за стенами Таврического дворца, где заседала Дума. Но и для таких выступлений было немало препятствий.

Осенью 1913 года в Киеве состоялся шумный процесс по делу Менделя Бейлиса, еврея, который был обвинен в убийстве мальчика-христианина Андрея Ющинского с ритуальной целью. По инициативе Керенского, за пять дней до того, как присяжные признали Бейлиса невиновным в совершении преступления, коллегия адвокатов Санкт-Петербурга единогласно приняла резолюцию, что «считает своим профессиональным и гражданским долгом поднять голос протеста против нарушений основ правосудия, выразившихся в фабрикации процесса Бейлиса, против клеветнических нападок на еврейский народ, проводимых в рамках правопорядка и вызывающих осуждение всего цивилизованного общества, а также против возложения на суд чуждых ему задач, а именно, сеять семена расовой ненависти и межнациональной вражды».

Эта резолюция вызвала ярость тех представителей власти, которые инспирировали дело Бейлиса, и 25 столичных адвокатов были отданы под суд. Среди них был и Керенский, которому грозило 8 месяцев тюремного заключения. Однако запрятать Александра Федоровича в тюрьму не удалось, так как он обладал депутатской неприкосновенностью.

В 1913 году у Керенского сложились тесные отношения с эсером Н. Н. Сухановым (Гиммер), вернувшимся из ссылки и сотрудничавшим в журнале «Современник».

«Во время моего нелегального положения, — отметит Николай Николаевич в мемуарах, — я много-много раз ночевал у него…, и нередко, после того, как он устраивал для меня постель в своем кабинете, начинались длиннейшие, истинно русские разговоры один на один, до глубокой ночи. Не раз он являлся ко мне в «Современник», по обыкновению как буря врывался в переднюю, оставив неотлучную пару своих «шпиков» караулить у подъезда редакции и заставляя меня потом удваивать меры предосторожности».

Но как бы образцово ни была поставлена слежка за Александром Федоровичем, все-таки департамент полиции не знал о его принадлежности к тайной масонской организации, ставившей целью «объединение оппозиционных царизму сил для свержения самодержавия и провозглашения в России демократической республики». Эта политическая надпартийная организация объединяла многих политических деятелей различных партий, включая кадетов, октябристов, трудовиков, меньшевиков и эсеров.

Сразу после избрания в четвертую Думу Керенскому было сделано соответствующее предложение. После некоторых размышлений он пришел к заключению, что цели масонского общества и его собственные соответствуют друг другу, и вошел в масонскую ложу «Малая медведица». «Я должен особо подчеркнуть, — писал Александр Федорович, — что наше общество было нерегулярной масонской организацией». Оно разорвало связи с иностранными масонскими обществами, никакой документации — ни письменных протоколов, ни списков членов лож — не велось. Видимо, именно эта секретность не позволила вездесущей охранке выйти на след масонской организации.

Керенский посещал собрания «Религиозно-философского общества», был знаком со многими известными литераторами. Дружеские отношения связывали его с супругами Д. С. Мережковским и З. Н. Гиппиус. Они жили рядом с Таврическим дворцом, и Александр Федорович часто заглядывал в их гостеприимную квартиру, рассказывал последние думские новости. Во время политических дискуссий никогда не отмалчивался, говорил с обычной для него горячностью, «бегал из угла в угол, закуривал и бросал папироску, загорался и гас».

Упомянутая горячность Керенского нередко становилась причиной того, что председатель Думы Родзянко делал ему замечания, лишал слова или даже удалял с заседаний. Подобное случилось 22 апреля 1914 года, когда в Думе обсуждался доклад бюджетной комиссии по государственной росписи доходов и расходов на 1914 год. В докладе депутат В. А. Ржевский перечислил многомиллиардные суммы, сравнил текущий год с прошедшим и в заключение заметил, что «финансовое положение ввиду будущих тягот не создает уверенности, если не будет приступлено к давно ожидаемым коренным преобразованиям».

Председатель Думы предоставил слово «для разъяснения» председателю Совета министров И. Г. Горемыкину, но депутаты слева зашумели и не дали ему говорить. Тогда М. В. Родзянко предложил «исключить» самых шумных членов Думы, включая Керенского, на 15 заседаний. Перед голосованием об исключении им дали слово.

«Большинство Государственной думы и ее председатель защищают престиж высокого учреждения, которое в последнее время изнасиловано представителями власти, — громко и страстно заговорил Александр Федорович, — мы, господа, защищаем не это высокое учреждение, мы защищаем честь и достоинство народного представительства, мы защищаем идею и право народа самим собою управлять и быть хозяином в своей стране… Пока существует этот беззаконный режим, истязующий свободу и надругающийся каждую минуту над правами граждан, до тех пор не может быть свободного развития и движения нашей страны по пути прогресса, свободы, славы!».

Весной 1913 года в России широко отмечалось 300-летие царствования династии Романовых. К тому времени страна, несмотря на неудачную войну с Японией и революционные события, достигла высокой степени благосостояния. За последние десять лет превышение государственных доходов над расходами выразилось в сумме 2.400 млн рублей. В период между 1890 и 1913 годами русская промышленность увеличила свою производительность в четыре раза, ее доход почти сравнялся с поступлениями, получавшимися от земледелия. В течение двух предшествующих десятилетий сбор урожая хлебов удвоился.

«Предвоенное десятилетие было удивительным периодом в истории России, — отметит позднее Керенский, уже умудренный печальным опытом революций, — бурно развивались промышленность, сельское хозяйство, кооперативное движение, печать, политическая жизнь… Конституционная Россия становилась понастоящему подготовленной для нового этапа демократического строительства — парламентского правления. Но Распутин и двор мечтали о другом — о возрождении абсолютной монархии. Гучков и другие выдающиеся представители русской политической мысли той поры — Столыпин, Витте, Милюков, Извольский — прекрасно понимали трагизм ситуации, в которой Россия оказалась в начале века. Стране, едва прикоснувшейся к демократии, как воздух, нужен был мир, а она, опутанная союзническими обязательствами, полным ходом шла к войне».

В июне 1914 года в столице Боснии Сараево был убит сербом австрийский эрцгерцог Франц-Фердинанд. В то время Керенский, взявший себе за правило во время летних каникул Думы совершать поездки по стране, находился в Самаре.

«Город проявлял огромный интерес к политическим событиям, — писал Александр Федорович, — во время моего выступления городской театр был переполнен, и толпы людей вынуждены были стоять на площади перед зданием. После выступления был устроен прием, на котором присутствовали, помимо меня, товарищ председателя Думы Н. В. Некрасов и небольшая группа местных политических деятелей».

На следующий день стало известно, что Австрия направила ультиматум Сербии. Сербия немедленно обратилась за помощью к России, традиционному защитнику славян. Керенский и Некрасов хорошо понимали, что это означало войну, и решили быстрей возвращаться в Санкт-Петербург.

19 июля была объявлена война, и Николай II опубликовал манифест с пожеланием, «чтобы в этот год страшного испытания внутренние споры были забыты, чтобы союз царя с народом укрепился и чтобы вся Россия, объединившись, отразила преступное наступление врага».

26 июля была назначена однодневная чрезвычайная сессия Государственной думы. После речи Родзянко выступили члены правительства, потом сделали заявления представители разных национальностей, пронизанные готовностью к защите Родины. Представители всех фракций Думы, за исключением социал-демократов, проявили чувство здорового патриотизма и провозгласили лозунг забвения «внутренних распрей» и сплочения вокруг правительства для победоносного ведения войны.

«Мы абсолютно уверены, что внутренняя изначальная сила русской демократии вкупе с другими движущимися силами русского народа дадут отпор агрессорам и защитят отечество и культурное наследие, созданное потом и кровью предшествующих поколений, — сказал в своей речи Керенский, — крестьяне, рабочие и все, кто желает счастья и процветания Родине, будьте готовы к тяжким испытаниям, которые нас ожидают впереди, соберитесь с силами, ибо, защитив свою страну, вы освободите ее».

Депутат и масон

День за днем российская столица, переименованная в августе 1914 года из Санкт-Петербурга в Петроград, сотрясалась от мерного шага уходящих на фронт полков. Регулярные вооруженные силы составляли 1400 тысяч человек, мобилизация добавила 3100 тысяч резервистов. Но во всех прочих отношениях, кроме количества войск, Россия была не готова к войне. Железные дороги были недостаточно развиты и не давали возможности быстро перебрасывать войска. Промышленность была несовершенна и не могла в достаточной мере обеспечить армию вооружением и боеприпасами.

В феврале 1915 года была созвана сессия Государственной думы для рассмотрения бюджета, которая длилась всего два дня. Оба дня депутаты сохраняли верность своему обещанию, на заседаниях не прозвучало ни одного критического слова по поводу деятельности министров.

«Хотела ли в действительности Дума ликвидации монархии? — писал Керенский. — Нет. В России, как и во всех других странах Европы, за исключением Франции, правила монархия. И в момент, когда на карту была поставлена судьба России, даже сторонники республиканского строя, к коим относился и я, готовы были предать забвению прошлое во имя единения нации».

В марте русские войска атаковали австрийцев в Галиции и овладели крепостью Перемышль, захватив 120 тысяч пленных и 900 орудий. А 2 мая немецкая армия, после четырехчасовой артиллерийской подготовки, прорвала линию фронта в южной Польше. Русские войска вынуждены были отойти, оставив Перемышль, Львов, Варшаву. Катастрофически не хватало снарядов, патронов и другого военного снаряжения, правительство вынуждено было обратиться с заказами к союзникам.

После поражения чувство национального единения улетучилось, опять поднялись старые раздоры и ненависть. В июле 1915 года на квартире Керенского собрались представители всех народнических течений — трудовики, народные социалисты, социалисты-революционеры. Выступив на совещании, Александр Федорович говорил о необходимости тактического единения всех народнических течений, о возрождении партии эсеров, о переработке программы партии в связи с новым политическим и экономическим положением России.

19 июля 1915 года по настоянию М. В. Родзянко, побывавшего на фронте, была созвана Дума. Накануне сессии Николай II уволил со своих постов министра внутренних дел Н. А. Маклакова, военного министра В. А. Сухомлинова и министра юстиции И. Г. Щегловитова, деятельность которых вызывала общественное недовольство. Тем не менее ряд депутатов, объединившихся в так называемый Прогрессивный блок, заявили о том, что с существующим правительством во главе с престарелым консерватором И. Л. Горемыкиным «сговориться невозможно», и потребовали создания «правительства доверия», ответственного перед Думой, и проведения реформ по демократизации государственного строя. Однако царь не пошел на формирование «правительства доверия», а создал четыре Особых совещания — по обороне, топливу, перевозкам и продовольствию — с участием представителей Государственной думы и Государственного совета. 3 сентября царским указом Дума была распущена до февраля 1916 года.

Керенский вновь отправился в поездку по стране. 29 октября, предупредив телеграммой местных эсеров, он прибыл в Самару и выступил с лекцией о военной сессии Государственной думы. «Театр «Олимп» битком был набит народом — рабочими, крестьянами, интеллигенцией, — вспоминал один из слушателей, — горячая, страстная речь лилась, как поток, в течение двух часов. Положение страны стало ясным, ясным до боли, до тоски».

В Петроград Александр Федорович вернулся почти без голоса и больной, у него оказался туберкулез одной из почек. Пришлось Керенскому перенести тяжелую операцию, потом несколько месяцев провести в санатории. По этой причине он не участвовал в работе очередной сессии Думы, которая открылась 9 февраля 1916 года и которой в день открытия нанес визит царь. Это было первое и единственное посещение Николаем II четвертой Государственной думы, которое, однако, ничего не изменило.

К августу 1916 года Керенский оправился после болезни и вместе с лидером мусульманской фракции Думы К. Б. Тевкелевым отправился в Туркестан для расследования обстоятельств восстания местного населения.

«Искрой, вызвавшей волнения, явился абсурдный приказ Б.В. Штюрмера (тогдашний премьер-министр — Ю.К.) о призыве в армию 200 тысяч местных жителей для рытья окопов на фронте, — писал Александр Федорович, — мусульманское население не подлежало даже призыву на военную службу, тем паче использованию на принудительных работах. Более того, приказ вступил в силу в самый разгар сбора хлопка. Последней каплей стали злоупотребления мелких чиновников, за взятки освободивших от набора сыновей богатеев».

Керенский и Тевкелев побывали в Ташкенте, Самарканде и Андижане, встречались с представителями русского, сартовского и татарского населения. По приезде в Петроград Александр Федорович выступил на первом же заседании Думы по поводу туркестанских событий. В результате правительством были приняты соответствующие меры, и волнения улеглись.

Керенский активно участвовал в работе думской масонской ложи, куда входили около 40 представителей различных фракций, регулярно избирался делегатом региональных и всероссийских съездов. В 1913 году он стал членом Верховного совета, которому подчинялись все русские масонские ложи. А летом 1916 года был избран генеральным секретарем вместо члена партии кадетов, депутата Н. В. Некрасова. Таким образом Александр Федорович приобрел известную власть над многими представителями российских политических партий. Пользуясь парламентской неприкосновенностью, он разъезжал по стране с лекциями и одновременно встречался с масонами, инспектировал и инструктировал их.

1 ноября 1916 года открылась последняя сессия Государственной думы. Лидер кадетов, депутат П. Н. Милюков, обвинил придворную камарилью во главе с царицей и премьер-министром в измене. В речах В. В. Шульгина, Н. С. Чхеидзе, А. Ф. Керенского также содержались резкие нападки на правительство, царя и его окружение, муссировались слухи о сепаратных переговорах с Германией о мире. Их речи не были опубликованы, остальные выступления появились в печати с большими купюрами.

Между тем Керенский продолжал прояснять революционное сознание Думы. Так, 16 декабря он заявил с думской трибуны: «Вы, господа, до сих пор под словом «революция» понимаете какие-то действия антигосударственные, разрушающие государство, когда вся мировая история говорит, что революция была методом и единственным средством спасения государств. Это есть напряженнейший момент борьбы с правительством, губящим страну…».

Речь Александра Федоровича была прервана председателем Думы, который отметил недопустимую революционную и антидинастическую направленность его выступления. В ту же ночь на 17 декабря появился указ об отсрочке заседаний Думы до 14 февраля 1917 года. А на следующий день в столице стало известно об убийстве Распутина. Это был штормовой сигнал надвигающейся революционной грозы.

За время деятельности Керенского в качестве члена Думы «дело» о нем в департаменте полиции разбухло невероятно. Должно быть, за живость характера и быстрые движения он получил от департамента полиции характерную кличку «Быстрый». Слежка за «Быстрым» была поставлена образцово, и каждый его шаг был известен охранке. Полиции даже удалось завербовать некоего Митю Алимова, которому Александр Федорович помогал всем, чем мог, и содействовал его поступлению в институт. Неизвестно, как попался несчастный юноша в лапы охранки, но известно, что он продавал своего покровителя за 20 сребреников в месяц. И не будь Керенский депутатом, у власть имущих хватило бы компрометирующих фактов, чтобы надолго упрятать его в тюрьму или на каторгу.

21 февраля Николай II отправился из Царского Села в Ставку. А через два дня по причине безудержного роста цен и недостатка хлеба в столице забастовало около 87 тысяч рабочих на пятидесяти предприятиях. 25 февраля здесь уже насчитывалось более 240 тысяч бастующих. Бывший депутат Думы от землевладельцев Симбирской губернии А. Д. Протопопов, назначенный полгода назад министром внутренних дел, телеграфировал царю в Ставку, что для «прекращения беспорядков принимаются меры».

Однако полиция не могла справиться с запрудившими улицы и площади демонстрантами. А 170-тысячный военный гарнизон, состоявший в основном из новобранцев, отказался стрелять в народ и сам присоединился к демонстрантам. К 27 февраля оставшиеся верными воинские части составляли уже ничтожное меньшинство. Правительство еще надеялось на вызванные с фронта кавалерийские части, но кавалерия так и не прибыла в бушующую столицу. И вечером Совет министров во главе с Голицыным подал в отставку.

Падение монархии

В ночь на 27 февраля председателю Государственной думы М. В. Родзянко был доставлен царский указ о роспуске Думы, но члены ее на следующий день собрались в Таврическом дворце на неофициальное заседание. На этом заседании был создан «Временный комитет Государственной думы для водворения порядка в Петрограде и для сношения с учреждениями и лицами» из двенадцати членов Думы, в числе которых был и Керенский.

27 февраля вечером состоялось первое заседание Петроградского Совета рабочих депутатов и был избран временный исполнительный комитет. Председателем исполкома выбрали лидера меньшевистской фракции Государственной думы Н. С. Чхеидзе, а его заместителями членов Думы: меньшевика М. И. Скобелева и трудовика А. Ф. Керенского. Александр Федорович стал связующим мостом между Советом рабочих и солдатских депутатов и Временным комитетом Думы, который взял на себя верховную власть.

По инициативе Керенского для охраны Думы, на случай нападения верных правительству войск, были расставлены часовые из солдат Преображенского полка. Этот гвардейский полк одним из первых прибыл к Таврическому дворцу, чтобы выразить свою поддержку Думе. Затем стали подходить другие воинские части и толпы горожан.

«Я обратился с речью к заполнившей здание Думы толпе, — будет вспоминать Александр Федорович. — У этих людей, пришедших сюда из всех районов города, не было ни малейшего сомнения в том, что революция совершилась. Они хотели знать, как мы собираемся поступить со сторонниками царского режима, и требовали сурового их наказания. Я объяснил, что самых опасных из них возьмут под стражу, однако толпа ни при каких условиях не должна расправляться с ними. Я потребовал не допускать кровопролития».

В тот день, 28 февраля, первым был арестован и доставлен в Думу бывший министр юстиции, председатель Государственного совета И. Г. Щегловитов. Поток арестованных возрастал с каждым часом: князь Голицын, Штюрмер, митрополит Питирим… Керенский отводил их в правительственный флигель, у дверей которого была выставлена надежная охрана. Некоторые министры, например А. Д. Протопопов, сами пришли в Таврический дворец, прослышав, что Дума не проливает крови. Именно Александру Федоровичу, решительно пресекавшему агрессивные действия со стороны солдат и рабочих, они были обязаны своими жизнями.

Временный комитет Думы на заседании, без участия Керенского и Чхеидзе, признал единственным выходом из создавшегося положения отречение Николая II от престола в пользу сына Алексея при регентстве великого князя Михаила Александровича и направил в Псков для переговоров с царем А. И. Гучкова и В. В. Шульгина. Одновременно комитет вступил в переговоры с руководителями Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов о создании нового правительства, предложив направить в него двух своих членов. Однако исполком Совета отказался от участия во Временном правительстве, поскольку происшедшая революция носила «буржуазный характер».

Такое решение исполкома поставило перед Керенским дилемму: то ли остаться в Совете и отказаться от предложенного поста министра юстиции во Временном правительстве, то ли принять пост министра и выйти из Совета? Керенский все-таки принял портфель министра юстиции, несмотря на запрещение исполкома. Александру Федоровичу удалось убедить членов Совета в правильности своего решения, которое со временем должно привести к созданию коалиционного правительства.

К утру 1 марта работа по созданию нового правительства была в основном закончена, его возглавил князь Г. Е. Львов, член партии кадетов, председатель Объединенного союза земств и городов. В декларации Временного правительства намечалось приступить на основе всеобщего, равного, тайного и прямого голосования к подготовке Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны. Кроме того, декларация провозглашала полную амнистию по политическим и религиозным делам, свободу слова, печати, союзов и собраний, отмену всех сословных и национальных ограничений, замену полиции народной милицией, демократизацию местного самоуправления, равноправие солдат.

2 марта Николай II в присутствии Гучкова и Шульгина подписал манифест, где признавал «за благо отречься от престола Государства Российского и сложить с себя Верховную власть» в пользу брата Михаила Александровича. Среди членов Временного правительства и Временного комитета Думы сразу проявились два течения — за и против принятия престола великим князем. За этим разногласием стоял принципиальный вопрос — о российском государственном строе. Керенский по поручению правительства позвонил Михаилу Александровичу и договорился о его встрече 3 марта с членами Временного правительства и Временного комитета Думы.

Встреча с великим князем состоялась в квартире князя Путятина на Миллионной улице. Вступительную речь произнес М. В. Родзянко, мотивируя необходимость отказа от престола. Потом выступил министр иностранных дел П. Н. Милюков, доказывая, что для укрепления порядка нужна сильная власть, которая должна опираться на символ власти, привычный для масс, то есть на монархию. Его поддержал только военный и морской министр А. И. Гучков, остальные были против принятия престола.

«Ваше величество, — говорил Керенский, — мои убеждения — республиканские. Я против монархии!.. Павел Николаевич Милюков ошибается. Приняв престол, вы не спасете России! Наоборот… Я знаю настроение массы, рабочих и солдат. Сейчас резкое недовольство направлено именно против монархии. Именно этот вопрос будет причиной кровавого развала!.. Перед лицом внешнего врага начнется гражданская, внутренняя война! И поэтому я обращаюсь к вашему высочеству, как русский — к русскому! Умоляю вас во имя России принести эту жертву!».

Великий князь, все время молчавший, попросил несколько минут для размышления, потом сказал, что не может принять престола. Тут же поручили Некрасову, Керенскому и Шульгину написать акт отречения. Таким образом вся верховная власть — исполнительная и законодательная, — впредь до созыва Учредительного собрания, перешла в руки Временного правительства.

Крушение царизма не обошлось без жертв, но массовую резню удалось предотвратить. Во время стычек взбунтовавшейся толпы с верными царскому правительству войсками в столице погибло двести человек и столько же было ранено. Керенскому не раз по просьбе князя Львова приходилось отправляться в тот или иной район беспорядков, чтобы живым словом сбить волну анархических настроений.

«В самые первые дни революции правительство направило меня на военно-морскую базу в Кронштадте, — писал Александр Федорович. — Разъяренная толпа матросов буквально на клочки разорвала командующего Кронштадской крепости адмирала Вирена, убила нескольких офицеров и бросила сотни других в тюрьму, предварительно зверски избив их. Предо мной стояла задача добиться освобождения этих офицеров, безвинно пострадавших от рук матросов… Прибегнув только к силе слов, я смог внести успокоение в разъяренную толпу, и хотя мне не удалось добиться освобождения всех арестованных офицеров, тем не менее десяти разрешили выехать в Петроград».

Революционные события вызвали беспокойство союзников: можно ли теперь рассчитывать на мощь 150-миллионной России, крайне необходимой им для победы над Германией?

3 марта французский посол Морис Палеолог отметил в своем дневнике: «Молодой депутат Керенский, создавший себе, как адвокат, репутацию на политических процессах, оказывается наиболее деятельным и наиболее решительным из организаторов нового режима. Его влияние на Совет велико. Это человек, которого мы должны попытаться привлечь на нашу сторону. Он один способен втолковать Совету необходимость продолжения войны и сохранения союза «.

Первыми Временное правительство официально признали Соединенные Штаты Америки. 9 марта американский посол Дэвид Роланд Фрэнсис был принят новым русским правительством на торжественной аудиенции. Через день, 11 марта министры во главе с князем Львовым выслушали заявления признания России союзными державами — Францией, Англией и Италией. Вскоре к ним присоединились Бельгия, Сербия, Япония и Португалия.

В первое время деятельность Временного правительства носила двоякий характер. С одной стороны, стремясь дать стране первые основы демократического строя, правительство спешило приготовить и опубликовать новые законодательные акты. Из основных актов, изданных уже в марте, следует отметить всеобщую амнистию, отмену прежней администрации, отмену смертной казни, отмену всех национальных и религиозных ограничений. Среди национальных вопросов отметим провозглашение независимости Польши и восстановление полной автономии Финляндии.

С другой стороны, правительство утонуло в массе ежедневных вопросов, требующих немедленного решения. Здесь ждать было нельзя, так как они были связаны с созданием нового порядка как в центре, так и на местах. Уже в первые недели революции были прогнаны со своих мест губернаторы, градоначальники и земские начальники с соответствующими канцеляриями, были ликвидированы комитеты по делам печати, полицейские и жандармские управления. Упраздненные должности и учреждения правительственного аппарата на местах были заменены губернскими, городскими и уездными комиссарами Временного правительства и их аппаратом.

В качестве комиссаров Временного правительства назначали тех людей из местных жителей, которых выбрали или рекомендовали местные общественные комитеты. Так, на родине Керенского, в Симбирске, был сформирован городской Комитет народной власти, в котором руководящие посты заняли кадеты во главе с князем С. М. Баратаевым. Они же, вместе с октябристом Ф. А. Головинским, назначенным губернским комиссаром Временного правительства, образовали Губернский исполнительный комитет.

Министр юстиции

3 марта новый министр юстиции Керенский встретился с членами Петроградского совета присяжных поверенных и ознакомил с ближайшей деятельностью министерства.

«Будет немедленно образован целый ряд законодательных комиссий для пересмотра законов уголовных, гражданских, судопроизводственных и судоустройственных, — отметил известный столичный адвокат Н. П. Карабчевский. — Из ближайших законодательных декретов: еврейское равноправие по всей полноте и равноправие женщин, с предоставлением им политических прав. Наконец, не терпящее ни малейшего отлагательства учреждение особой следственной комиссии для расследования и предания суду бывших министров, сановников, должностных и частных лиц, преступления которых могут иметь государственное значение».

Работа комиссии в основном заключалась в допросах бывших царских министров и чиновников, генералов и придворных лиц, которых после ареста перевезли из Таврического дворца в Петропавловскую крепость. Члены комиссии интересовались связями царского двора с Германией, ролью Распутина, деятельностью департамента полиции и другими вопросами. В допросах нередко принимал участие и сам Керенский. Вскоре многие из арестованных были освобождены — князь Голицын, Горемыкин, Крашенинников. Первым же судили и приговорили к пожизненной каторге генерала Сухомлинова, бывшего военного министра, который был обвинен в государственной измене.

Первый свой приказ Керенский, в качестве министра юстиции, разослал по телеграфу 2 марта прямо из Таврического дворца прокурорам всей страны, предписывая освободить всех политических заключенных и передать им поздравления от имени нового правительства. Александр Федорович лично прибыл на вокзал с букетом пышных роз для торжественной встречи одной из основательниц партии эсеров Е. К. Брешко-Брешковской, прибывшей из сибирской ссылки. А 6 марта в России была объявлена всеобщая амнистия, на свободе оказались тысячи воров и налетчиков, прозванных в народе «птенцами Керенского».

7 марта Керенский предпринял официальную поездку в Москву, где встречался с членами Московского Совета рабочих депутатов, представителями различных общественных организаций. Излагая платформу Временного правительства, Александр Федорович сообщил, что в «ближайшее время правительство опубликует декрет об отмене смертной казни за политические преступления и все такого рода дела будут впредь подлежать рассмотрению в суде присяжных». 12 марта правительство отменило смертную казнь не только за политические, но также за уголовные и воинские преступления.

8 марта Временное правительство опубликовало декрет, в котором приказывало взять бывшего царя под стражу, определив местом его пребывания Александровский дворец в Царском Селе.

19 марта в Александровский дворец на автомобиле первый раз приехал министр юстиции Керенский. Александр Федорович обошел все комнаты, желая «все лично увидеть и проверить, чтобы иметь возможность доложить об этом в Петрограде». У него состоялся длинный разговор с бывшим царем и царицей насчет их отъезда, который правительство надеялось устроить. С того дня Керенский бывал в Царском Селе едва ли не каждую неделю. Правительство изъяло охрану Александровского дворца из ведения командующего Петроградским военным округом генерала Л. Г. Корнилова и возложило эту нелегкую обязанность на министра юстиции, чем и объяснялись частые визиты Керенского в Царское Село. Министр иностранных дел П. Н. Милюков вел переговоры с английским правительством об эмиграции Романовых в Англию. Тем не менее царская семья оставалась в Царском Селе до августа 1917 года.

Опасаясь массового недовольства в самой Англии, ее правительство было вынуждено заявить, что до окончания войны въезд бывшего царя и его семьи в пределы Британской империи невозможен.

На посту министра юстиции Керенский работал много и с напряжением, не умея отгородиться от мелочей. Александр Федорович неделями не появлялся в собственной квартире на Тверской улице, большой министерский кабинет служил ему и спальней, и столовой.

Для укрепления своего авторитета в массах Керенский повсюду заявлял о себе как о стороннике республиканского строя и представителе демократии в правительстве. Одним из первых своих распоряжений по Министерству юстиции Александр Федорович воспретил при обращении к членам руководящего состава использовать прежний титул «ваше превосходительство». Себя он предложил называть просто — «господин министр». Многочисленные посетители видели аскетическую обстановку, в какой работал новый министр: ни портьер, ни зеркал, ни портретов в золоченых рамах на стенах кабинета. Для выступлений в «социалистической» аудитории — в Совете, на съезде трудовиков — он надевал темную рабочую куртку со стоячим воротником, а для выступлений в солдатской среде — защитного цвета куртку без погон и английскую фуражку-кепи без кокарды.

К участию в работе Чрезвычайной следственной комиссии Александру Федоровичу по рекомендации Максима Горького удалось привлечь сенатора С. В. Завадского, который впоследствии дал довольно целостную характеристику ему как министру юстиции: «Керенский, насколько я мог его узнать, представляется мне человеком неглупым, искренним, с живым воображением, с порывами доброй воли, с готовностью все сделать для того, чтобы Россия благоденствовала. Он от души хотел, чтобы русское правосудие было безупречным, чтобы наш государственный строй был свободным и законным и чтобы мы довели страну до победного конца. Но все его хорошие намерения повисли беспомощно в воздухе, не найдя точки опоры ни в нем самом, ни в окружающей среде. Личные его недочеты, по-моему, заключались в следующем. Чрезмерно нервный, стоящий, пожалуй, на границе истерики, он был страстен и, следовательно, пристрастен, был нетерпелив и, следовательно, неоснователен. Работая в революционном подполье, он был до наивности несведущ в правительственной технике всякого рода. Будучи адвокатом и членом Государственной думы, то есть человеком только слова, а не действия, он переоценил силу и значение слова. Будучи, наконец, адвокатом лишь по политическим делам, он мог необходимые для себя сведения ограничить выдержками из уголовного уложения и устава уголовного судопроизводства, и потому оказался на посту генерал-прокурора юристом приготовительного класса. А главный порок той среды, которая окружает выдвинувшегося русского деятеля, сводится к тому, что из деятеля общественного делают чудотворную икону и кружат ему голову исступленным поклонением, а деятелю государственному никто не хочет перечить, и голова его начинает кружиться от рабской угодливости; бедный же Керенский соединил в своей особе популярность общественного и власть государственного деятеля».

Среди многих проблем той поры важнейшей была проблема войны и мира. Надежда Временного правительства и союзников на то, что освобождение России от царского гнета само по себе вызовет энтузиазм среди населения и поднимет боеспособность войск, не оправдалась. Запасные батальоны из новобранцев, плохо обученные и недисциплинированные, разбегались по дороге на фронт.

28 марта газеты опубликовали «Обращение к гражданам», результат соглашения между Временным правительством и Петроградским Советом о целях войны. Оно призывало к продолжению оборонительной войны, подтверждало обязательства России перед союзниками. Официально объявлялось об отсутствии у России территориальных претензий к соседям и подтверждалось право народов на самоопределение по прекращении войны. Однако министр иностранных дел Н. П. Милюков в публичных выступлениях продолжал заявлять, что России в качестве трофеев нужны проливы Босфор и Дарданеллы, а также Константинополь. Его личные взгляды были восприняты в революционных кругах как свидетельство вероломства Временного правительства.

Эти слухи, старательно подогреваемые большевиками во главе с только что прибывшим из эмиграции В. И. Ульяновым (Лениным), достигли рабочих окраин и солдатских казарм. 20 апреля рабочие и солдаты двинулись к Мариинскому дворцу, где находилось правительство, с красными знаменами и плакатами «Долой Милюкова», «Долой захватную политику».

«Командующий Петроградским военным округом генерал Корнилов обратился к правительству за разрешением направить войска для защиты дворца, однако мы единогласно проголосовали против этого, — писал Керенский. — Мы были уверены, что народ не допустит никаких актов насилия в отношении правительства. Наша вера полностью оправдалась».

В тот же день сторонники правительства организовали многолюдные контрманифестации. Многие солдаты присоединились к этим контрманифестантам, выступавшим с плакатами «Долой Ленина». Лидер большевиков в то время практически не пользовался никаким влиянием на массы. Однако он с первых дней начал осуществлять свой план «пролетарской революции», причем главным рычагом было утомление народа войной и начавшееся разложение на фронте.

«Временное правительство с изумительной пассивностью относилось к этой гибельной работе, — вспоминал управляющий делами Временного правительства В. Д. Набоков. — Помню, Керенский уже в апреле как-то сказал, что он хочет побывать у Ленина и побеседовать с ним, и в ответ на недоуменные вопросы пояснил, что «ведь он живет в совершенно изолированной атмосфере, он ничего не знает, видит все через очки своего фанатизма, около него нет никого, кто бы хоть сколько-нибудь помог ему ориентироваться в том, что происходит».

Керенский дал знать через своих помощников о своем желании встретиться с Лениным, но тот от встречи уклонился. Лидер большевиков любил сокрушать своих противников издалека, он не любил прямых дуэлей.

Военный и морской министр

kerensky6События 20 апреля семнадцатого года показали, что единой власти в стране нет. Руководящая группа в правительстве, каковой являлись князь Львов, Керенский и Терещенко, пришла к убеждению, что, так как Совет — слишком могущественный фактор, чтобы его уничтожить или с ним не считаться, то единственное средство положить конец двоевластию — это образовать коалицию.

26 апреля Временное правительство опубликовало воззвание к народу, в котором предупреждало: «Стихийное стремление осуществлять желания и домогательства отдельных групп и слоев, по мере перехода к менее сознательным и менее организованным слоям населения, делает управление государством крайне затруднительным и в своем последовательном развитии угрожает привести страну к распаду внутри и к поражению на фронте. Перед Россией встает страшный призрак междоусобной войны и анархии, несущей гибель свободы».

В ночь с 1 на 2 мая в исполкоме Совета рабочих и солдатских депутатов состоялись бурные дебаты по вопросу о том, быть или не быть Совету представленным во Временном правительстве. Большинством в 25 голосов было решено участвовать в правительстве.

К тому времени обострились разногласия и между членами Временного правительства. Керенский заявил, что выйдет из состава кабинета, если Милюков не будет переведен на пост министра просвещения. Однако Милюков отказался принять портфель министра просвещения и подал в отставку. Следом за ним подал в отставку военный и морской министр Гучков.

Временное правительство особым актом осудило поступок Гучкова и назначило военным и морским министром Керенского. В то время нужна была огромная смелость или самоуверенность, чтобы поднять такую ношу, и Александр Федорович взял ее.

«Я не знаю, как вначале отнеслись в армии к этому назначению, но в Ставке — без предубеждения, — писал начальник штаба верховного главнокомандующего генерал А. И. Деникин. — Керенский совершенно чужд военному делу и военной жизни, но может иметь хорошее окружение; то, что сейчас творится в армии, — просто безумие, понять это не трудно и не военному человеку; Гучков — представитель буржуазии, правый, ему не верили; быть может, теперь министру-социалисту, баловню демократии удастся рассеять тот густой туман, которым заволокло сознание солдат».

К 5 мая был сформирован новый состав Временного правительства, в который вошли и представители Совета рабочих и солдатских депутатов эсер В. М. Чернов, трудовик П. Н. Переверзев, народный социалист А. В. Пешехонов, меньшевики М. И. Скобелев и И. Г. Церетели.

В тот день Керенский издал свой первый приказ:

«Взяв на себя военную власть государства, объявляю:

  • Отечество в опасности и каждый должен отвратить ее по крайнему разумению и силе, невзирая на все тяготы. Никаких просьб об отставке лиц высшего командного состава, возбуждаемых из желания уклониться от ответственности в эту минуту, я поэтому не допущу;
  • Самовольно покинувшие ряды армии и флотских команд (дезертиры) должны вернуться в установленный срок (15 мая);
  • Нарушившие этот приказ подвергнуты будут наказанию по всей строгости закона».

Вскоре правительством был принят закон о каторжных работах за дезертирство, отказ от подчинения приказам и открытый мятеж или подстрекательство к совершению этих преступлений.

Весной 1917 года активных военных действий на Восточном фронте не велось. Среди русских войск были полки и целые дивизии, где в комитетах доминировали большевистские пораженцы и германские агенты, не выполнявшие приказы и подвергавшие травле офицеров. Германское верховное командование намеревалось посредством мирной пропаганды и братания парализовать русскую армию, сконцентрировать всю мощь на Западном фронте и к концу лета нанести там сокрушительный удар. Чтобы сорвать этот план, Россия должна была возобновить боевые действия.

В предстоящей работе Александр Федорович старался опереться на молодых и энергичных людей, веривших в возрождение боевого духа русской армии и разбиравшихся в создавшемся положении. В военном министерстве был создан политический отдел, который возглавил член исполкома Петроградского Совета, трудовик В. Б. Станкевич. На фронт в качестве комиссаров Временного правительства отправились лидер партии эсеров Б. В. Савинков, меньшевик Н. И. Иорданский и другие политические деятели. Это были преданные революции люди, но лишенные военно-административного и боевого опыта.

Согласно стратегическим планам Ставки, русской армии надлежало начать наступление не позднее начала июня. Армия уже располагала достаточными материальными ресурсами для ведения наступательных действий, теперь следовало укрепить моральное состояние войск. И Керенский начал инспекцию войск частей Петроградского гарнизона.

Газета «Биржевые ведомости» так описывала утро одного дня Керенского: «8 мая в 8 час. утра министр прибыл в помещение Гвардейского экипажа, в 8 час. 30 мин. он был в среде Кексгольмского полка, в 9 час. он приветствовал Финляндский полк, в 19 час. 15 мин. Керенскому представлялся 180-й запасной пехотный полк, в 9 час. 40 мин. Керенский посетил Гренадерский полк, ровно в 10 час. военный министр прибыл в гвардии Московский полк, в 10 час. 15 мин. он выступил перед 1-м запасным пулеметным полком, в 10 час. 40 мин. Керенский говорил в самокатном батальоне и, наконец, в 11 час. военный министр приветствовал 1-й пехотный запасной полк». В тот же день Александр Федорович выступил на открытии Всероссийского офицерского съезда и под аплодисменты присутствующих потребовал «подчинения всех дисциплине и порядку».

10 мая Керенский отправился в поездку по фронтам. На следующий день он прибыл на Юго-западный фронт под командованием генерала А. А. Брусилова, которому предстояло первым перейти в наступление. В то время в Каменец-Подольске, где находился штаб фронта, проходил съезд делегатов Юго-западного и Румынского фронтов. Атмосфера съезда была накалена до предела, большевики играли на укоренившемся у солдат инстинкте самосохранения, призывая бежать из окопов домой.

Александр Федорович обратился к делегатам с такими словами: «Конечно, легко призывать измученных людей бросить оружие и возвратиться домой, где только что началась новая жизнь. Но я зову вас на бой, на героический подвиг — я зову вас не на праздник, а на смерть, я призываю вас пожертвовать жизнью ради спасения Родины!». И солдаты кричали в ответ: «пойдем», «докажем», «не выдадим».

Военный и морской министр пытался укрепить армию введением в ней добровольческого начала, формируя ударные части и женские батальоны. Самый первый женский батальон смерти был создан по инициативе прапорщика М. Л. Бочкаревой в Петрограде. А по инициативе эсерки А. С. Знаменской подобный женский батальон был сформирован и на родине Керенского, в Симбирске. Перед отправкой на фронт «ударницы» заявили: «Если наши мужья не идут, то мы пойдем на фронт».

12 июня Керенский выехал в Ставку и после консультаций с Брусиловым, назначенным верховным главнокомандующим вместо генерала Алексеева, подписал приказ о наступлении. Наступление началось 18 июня, после двухдневной артиллерийской подготовки в местах планируемого прорыва. С наблюдательного пункта 7-й армии Юго-западного фронта Александр Федорович с волнением следил, как русские солдаты с винтовками наперевес атаковали первую линию германских окопов. За первые два дня ими были взяты в плен тысячи вражеских солдат и захвачены десятки полевых орудий.

Следом за Юго-западным фронтом начинал операцию Западный фронт под командованием генерала Деникина, переведенного из Ставки. «Многие части заявили, что их обманывают, и, если сам товарищ Керенский лично не велит им наступать, то они наступать не будут, — писал Деникин. — Пришлось пригласить военного министра». Керенский сразу откликнулся на приглашение и отправился вместе с командующим фронтом по частям для поднятия боевого духа, осмотра войск и позиций. Деникин и кадровые офицеры с неприязнью отнеслись к его словесной кампании и дали военному министру ироническое прозвище «главноуговаривающий».

3 июля в Петрограде началась антиправительственная демонстрация, солдаты и рабочие с лозунгами «Вся власть Советам!» и «Долой министров-капиталистов!» собрались у особняка Кшесинской, где размещался Центральный комитет РСДРП (б). Вожаки большевиков, обращаясь к ним, обвиняли Временное правительство в затягивании войны и экономической разрухе, призывали к передаче всей власти Всероссийскому Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Вечером 4 июля Керенский получил сообщение об обострении обстановки в Петрограде и на следующий день выехал в столицу. К тому времени с фронта были вызваны верные правительству воинские части для разгрома восставших. К вечеру 5 июля в Петрограде порядок был в основном наведен, в ходе вооруженных столкновений пострадали около 700 человек.

Именно в эти дни министр юстиции П. Н. Переверзев разрешил огласить документы разведки о подкупе большевиков немцами при посредстве шведских банков. Опубликованные материалы содействовали дискредитации организаторов восстания. Были закрыты «Правда» и другие большевистские газеты. Постановлено было привлечь к судебному следствию В. И. Ульянова (Ленина) и других организаторов вооруженных выступлений, как виновных в измене родине, в предательстве революции.

6 июля Керенский возвратился из действующей армии в столицу и был восторженно встречен ее населением. Князь Львов ожидал приезда Александра Федоровича, чтобы выйти из правительства. По его рекомендации 8 июля оставшиеся в составе Временного правительства министры утвердили Керенского министром-председателем с совмещением этого поста с постом военного и морского министра.

На вершине власти

В тот день, когда судьба вознесла Керенского на вершину государственной власти, удача отвернулась от русской армии. Германские ударные части после мощной артиллерийской подготовки прорвали правый фланг Юго-западного фронта.

12 июля Временным правительством была введена «на время военных действий» смертная казнь на фронте и учреждены военно-революционные суды. А 15 июля военное министерство запретило в войсках митинги и собрания. Расформировывались полки, на которые сильное воздействие оказала большевистская пропаганда.

К 21 июля армии Юго-западного фронта, очистив всю Галицию и Буковину, отошли к российской государственной границе. Командующий фронтом генерал Л. Г. Корнилов отдал приказ расстреливать дезертиров и грабителей, выставляя трупы расстрелянных с соответствующими надписями на видных местах. Его решительные действия, стабилизировавшие обстановку на фроне, были с одобрением встречены правительством. И 24 июля Лавр Георгиевич получил указ о назначении на пост верховного главнокомандующего вместо генерала Брусилова.

В тот же день окончательно оформилось второе коалиционное правительство под председательством Керенского. Взамен выбывших министров, в его состав вошли беспартийный С. Н. Прокопович, эсер Н. Д. Авксентьев, народный социалист А. С. Зарудный, радикальный демократ И. Н. Ефремов, меньшевик А. М. Никитин и кадеты П. П. Юренев, Ф. Ф. Кокошкин, С. Ф. Ольденбург, А. В. Карташов. Ведущую роль в этом правительстве, кроме Александра Федоровича, играли его заместитель, министр финансов Н. В. Некрасов, министр внутренних дел Н. Д. Авксентьев, министр иностранных дел М. И. Терещенко и министр продовольствия А. В. Пешехонов. Эти пятеро членов кабинета составили Комитет обороны.

В отличие от первых месяцев революции теперь члены правительства формально были освобождены от всякой зависимости от партийных комитетов и Советов, они несли ответственность «только перед страной и своей совестью».

В то лето Керенский был самым популярным человеком в России, всюду его носили на руках, осыпали цветами. Пресса делала общеизвестным каждый шаг Александра Федоровича. Так, первый номер журнала «Республика» был посвящен министру-председателю. Вышел в свет также сборник речей Александра Федоровича о революции.

Американский полковник, член миссии Красного Креста в России Р. Робине дал Керенскому такую характеристику: «Человек с характером и мужеством, выдающийся оратор, человек неукротимой энергии, ощутимой физической и духовной силы, пытавшийся поставить сложившуюся в то время в России ситуацию на рельсы эволюционного развития, хотя базы для этого не было».

Сложная политическая обстановка и многочисленные обязанности практически не позволяли Александру Федоровичу видеться с семьей. «Когда отец стал премьер-министром, совершенно ничего не изменилось, — вспоминал младший из его сыновей, — мы попрежнему жили в нашей квартире на Тверской улице, но уже без отца, который перебрался в Зимний дворец. Летом поехали на дачу одного из отцовских друзей, поскольку своей дачи у нас не было…».

В целях безопасности Временное правительство решило препроводить царскую семью в сибирский город Тобольск, с которым не было железнодорожной связи и где Советы не имели никакого влияния. Приготовления к отъезду бывшего царя были засекречены. Вечером 31 июля Керенский отправился в Царское Село, чтобы лично проследить за отъездом. Командиру отряда, сформированного для сопровождения поезда и для охраны Николая II по прибытии на место назначения, премьер-министр выписал мандат, в котором говорилось: «Приказам полковника Кобылинского подчиняться как моим собственным».

Учитывая обострение обстановки в стране, правительство продлило срок выборов Учредительного собрания с 17 сентября на 12 ноября и соответственно созыв его с 30 сентября на 28 ноября 1917 года.

Для установления тесных связей со всеми слоями населения и политическим партиями Керенский предложил созвать в Москве Государственное совещание. 12 августа в Большом театре собрались более тысячи представителей политической, общественной, культурной и военной России. Три дня от Временного правительства требовали, его обвиняли, ему жаловались и хотели помочь. Самым острым было выступление верховного главнокомандующего Корнилова, который нарисовал картину гибнущей армии, увлекающей за собой в пропасть страну, и изложил свою программу решительных мер для поднятия дисциплины на фронте и в тылу, В заключительной речи Керенский отметил, что совещание «знаменовало собой утверждение всенародного единства вокруг внепартийного, национального Временного правительства».

Правительство стремилось также укрепить связи государства с церковью. В начале августа была упразднена должность оберпрокурора Синода и создано новое Министерство исповеданий. Следом за Государственным совещанием в Москве открылся церковный Собор, который должен был решить вопросы церковного управления в условиях «обновленного государственного строя». Собор избрал главой православной церкви — патриархом «всея Руси» — московского митрополита Тихона, в миру В. И. Белавина.

Однако страсти в стране разгорались, все более сгущалась атмосфера недоверия и злобы. Этому немало способствовал грандиозный взрыв пороховых заводов и артиллерийских складов в Казани, которым 14 августа было уничтожено около миллиона снарядов и 12 тысяч пулеметов. А 19 августа германские войска начали наступление на Северном фронте и захватили Ригу вместе с военными запасами. Потери русской армии выражались только пленными до 9 тысяч человек, а также 81 орудие и 200 пулеметов.

Не могли не способствовать углублению противоречий дороговизна и нехватка продовольствия, особенно в столице. Временное правительство еще в марте ввело карточную систему. В июне по карточкам выдавался хлеб, а также крупа и сахар. С 1 июля карточная система распространилась на мясо, масло, яйца и другие продукты.

Керенский, обеспокоенный критическим положением на Северном фронте и в столице, решил передать в подчинение верховного главнокомандующего Петроградский военный округ и попросил его перебросить в Петроград в распоряжение правительства конный корпус. Однако генерал Корнилов не верил в способность возглавляемого Керенским правительства водворить в стране порядок и решил объявить себя диктатором.

27 августа Керенским была разослана «всем, всем, всем» телеграмма, объявляющая генерала Корнилова «мятежником, изменником, посягнувшим на верховную власть», и повелевающая никаким его приказам не подчиняться.

Керенский дал указание остановить движение воинских эшелонов в направлении столицы и призвал на помощь Советы. Вследствие медленного продвижения мятежных войск Временное правительство и Советы успели организовать столичный гарнизон, привести матросов и солдат из Кронштадта, вооружить тысячи рабочих и арестовать многих сторонников Корнилова в Петрограде. К полудню 29 августа все более или менее пришло в норму. Керенский издал указ об аресте Корнилова и его сообщников — генералов Лукомского, Романовского и Деникина, возложив верховное командование армией на себя. Скомпрометированные участием в мятеже министры-кадеты были вынуждены подать в отставку.

1 сентября вместо правительства «до окончательного сформирования кабинета» была сформирована так называемая Директория из пяти лиц во главе с Керенским. Кроме Александра Федоровича в нее вошли беспартийные М. И. Терещенко, А. М. Никитин, генерал А. И. Верховский и адмирал Д. Н. Вердеревский. Одновременно с учреждением Директории было официально объявлено о республиканском строе в России и провозглашена Российская Республика.

После подавления корниловского мятежа рабочая милиция быстро превратилась в Красную гвардию, тесно связанную с партией большевиков. Когда Керенский предложил красноармейцам сдать оружие, которое они получили для борьбы с мятежниками, те отказались его вернуть. Власть ускользала из рук Александра Федоровича.

В начале сентября был сформирован новый исполком Петроградского Совета, большинство в котором получили большевики, а председателем избран Л. Д. Троцкий (Бронштейн). Совет принял резолюцию протеста против преследования Ленина и потребовал, чтобы все «незаконно» арестованные большевики были освобождены. И к середине сентября большевики были выпущены на свободу.

23 сентября, после проведенного по инициативе ВЦИК Демократического совещания, было сформировано новое правительство из представителей социалистов и буржуазии. Ядро коалиционного правительства под председательством Керенского, который был одновременно и верховным главнокомандующим, составили члены бывшей Директории.

Декларация этого правительства не внесла ничего нового, это были обычные заверения союзников о продолжении войны, провозглашение необходимости восстановления дисциплины в армии, заявления о «недопустимости земельных захватов».

Между тем в деревнях нарастала борьба крестьян за землю, озлобившиеся против помещиков и изверившиеся в обещаниях министров мужики взялись за топоры и вилы. «Я объехал губернии Вятскую, Уфимскую, Оренбургскую, Самарскую, Симбирскую и Казанскую, — писал корреспондент «Нового времени». — Если в марте над деревней появились красные языки всесокрушающего национального пожара, то теперь приходится стоять перед грудой черных обгорелых остатков… Из имений выгнаны не только владельцы и их семьи, но и управляющие… Полный разгром».

Главным направлением своей политики Керенский избрал центризм, балансируя между пролетариатом и буржуазией, чтобы не допустить усиления одних за счет других. Это могло дать национальное согласие и удержать страну от гражданской войны. Но при нарастающей общественной поляризации политика Александра Федоровича вызывала растущее недовольство как одних, так и других.

Октябрьский переворот

Если в сентябрьские дни на восточном фронте было затишье, то к началу октября Германия бросила против России весь свой флот. А 4 октября на закрытом заседании Временное правительство приняло решение о необходимости скорейшей эвакуации в Москву правительства, высших и центральных учреждений и даже некоторых фабрик и заводов.

К тому времени в Петроградский и Московский Советы вместо вышедших представителей меньшевиков и эсеров были избраны большевики, стало возрастать их влияние в рабочих и солдатских организациях. «12 октября большевики учредили при Петроградском Совете Военно-революционный комитет, — писал впоследствии Керенский, — официально он был призван защищать «столицу революции» от германского вторжения, но в действительности стал штабом подготовки вооруженного восстания против правительства».

В те роковые дни у Керенского не было недостатка в советниках, которые предлагали ему сделать смелые шаги по пути реформ, толкали его на путь переговоров о сепаратном мире и издания декрета о земле. Это дало бы возможность дожить до Учредительного собрания, назначенного на 28 ноября 1917 года. Александр Федорович не сделал ни того, ни другого. А между тем по его указанию специальная комиссия готовила проект конституции, согласно которой Россия должна была стать демократической республикой во главе с президентом, избираемым Учредительным собранием на один год, и двухпалатным парламентом. Но октябрьский переворот сорвал эти планы.

7 октября В. И. Ульянов (Ленин) нелегально вернулся в Петроград, чтобы присутствовать на заседании Центрального комитета партии большевиков, который десятью голосами против двух, Каменева и Зиновьева, принял решение о вооруженном восстании. И в ночь на 24 октября Военно-революционный комитет, отбросив всякую маскировку, начал отдавать приказы о захвате правительственных учреждений и стратегических объектов. На следующий день вооруженные отряды большевиков заняли мосты, вокзалы, банки, телефонно-телеграфные станции. Зимний дворец, в котором под охраной юнкеров и женского батальона заседало Временное правительство, оказался в полной изоляции, с ним не было даже телефонной связи. Не прибыли в столицу и воинские части, которые загодя Керенский вызвал с фронта.

25 октября, утром, посоветовавшись с министрами А. И. Коноваловым и Н. М. Кишкиным, Александр Федорович вместе с адъютантами в открытом легковом автомобиле отправился навстречу подходившим, как они думали, эшелонам с войсками.

К ночи, благополучно миновав посты большевиков на подступах к Петрограду, Керенский добрался до Пскова, где размещался штаб Северного фронта. Тут-то и выяснилось, что командующий фронтом генерал Черемисов вступил в сговор с большевиками и отменил передвижение войсковых частей к столице. Александру Федоровичу ничего не оставалось, как ехать дальше, в сторону фронта. К утру 26 октября он добрался до маленького городка под названием Остров, где располагался 3-й конный казачий корпус под командованием генерала П. Н. Краснова. Керенский и Краснов с несколькими сотнями казаков решили пробиться к Петрограду. Уже в поезде они узнали, что накануне ночью большевики захватили Зимний дворец и арестовали Временное правительство.

27 октября отряд Краснова без единого выстрела захватил Гатчину, где к отряду присоединились юнкера Гатчинской школы прапорщиков, В тот же день Керенский получил донесение из Петрограда, что сторонники Временного правительства создали «Комитет спасения родины и революции» и втайне готовятся к сражению. Кроме того, начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н. Н. Духонин вместе с командующими всех фронтов, за исключением Северного, направил в помощь Керенскому воинские подразделения. В Москве и на фронте вспыхнули бои между защитниками правительства и большевиками.

Правительственным войскам, возглавляемым Красновым, почти без борьбы удалось взять Царское Село, но на Пулковских высотах они наткнулись на ожесточенное сопротивление кронштадтских матросов и были вынуждены вновь отойти к Гатчине. Моральный дух казаков стал стремительно падать, генерал Краснов и офицеры стали уговаривать Керенского вступить с большевиками в мирные переговоры. А 31 октября Краснов направил делегацию казаков в Красное Село, вблизи Петрограда, для переговоров с большевиками о перемирии. На следующее утро делегация казаков возвратилась в Гатчину вместе с большевистской делегацией во главе с матросом П. Е. Дыбенко.

К полудню Керенскому сообщили окончательные результаты переговоров: его передают Дыбенко, а казаки возвращаются на Дон. Тогда Александр Федорович постарался убедить близких ему людей спасаться бегством, а сам был полон решимости живым не сдаваться. Но ему предложили переодеться в матросскую форму и каким-то чудом вывели из дворца. Затем Керенского вывезли на автомобиле за город и укрыли в доме лесника. Теперь бывшему главе правительства и верховному главнокомандующему предстояло жить на нелегальном положении.

Годы скитаний

kerensky78 ноября друзья доставили ему петроградские газеты и среди них горьковскую «Новую жизнь». «Ленин, Троцкий и их приспешники отравились гнилым ядом власти, как это явствует из их отношения к свободе слова, личности и всех прав, во имя которых боролась демократия, — писал Максим Горький, — подобно слепым фанатикам и безответственным авантюристам с головокружительной быстротой они несутся к так называемой «социальной революции», которая на самом деле ведет лишь к анархии и гибели пролетариата и революции. Рабочий класс не может понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только некий опыт, стремится довести революционное настроение пролетариата до последней крайности и посмотреть — что из этого выйдет…”.

Эта и другие статьи побудили Керенского написать открытое письмо, которое доставили в Петроград и 22 ноября оно было помещено в эсеровской газете «Дело народа». «Опомнитесь! — призывал Александр Федорович, — разве вы не видите, что воспользовались простотой вашей и бесстыдно обманули вас? Вам в три дня обещали дать мир с германцами, а теперь о нем молят предатели. Зато все лицо земли русской залили братской кровью, вас сделали убийцами, опричниками. С гордостью может поднять свою голову Николай II. Поистине никогда в его время не совершалось таких ужасов. Опричники Малюты Скуратова — и их превзошли опричники Льва Троцкого. Вам обещали хлеб, а страшный голод уже начинает свое царство, и дети ваши скоро поймут, кто губит их. Вам обещали царство свободы, царство трудового народа. Где же эта свобода? Она поругана, опозорена. Шайка безумцев, проходимцев и предателей душит свободу, предает революцию, губит Родину нашу. Опомнитесь все, у кого еще осталась совесть, кто еще остался человеком!..».

Первыми против ленинской узурпации власти организованно выступили казаки. Уже 25 октября, как только было получено сообщение о перевороте в Петрограде, войсковой круг и правительство Дона во главе с атаманом войска Донского генералом А. М. Калединым и его помощником М. П. Богаевским в Новочеркасске объявили о непризнании большевистского правительства, захватили власть и ввели военное положение в области. На Дон стали стекаться противники большевиков со всех концов страны.

В двадцатых числах ноября в Новочеркасске появился Керенский. Один из соратников Каледина, генерал Л. Н. Потоцкий, впоследствии показал при допросе в ВЧК: «Слышал, как приехал к Каледину в Новочеркасск Керенский, я был в это время у войскового атамана с докладом о положении дела в Ростове. Когда доложил Богаевский, что приехал А. Ф. Керенский, то войсковой атаман приказал его выгнать, не допуская до себя». Тогда, униженный и оскорбленный, Александр Федорович решил «попытаться пробраться в Петроград к открытию Учредительного собрания».

Учредительное собрание должно было открыться 5 января в Таврическом дворце. За три дня до его открытия Керенский на поезде прибыл в Петроград, рассчитывая с помощью друзей-эсеров пройти во дворец по пригласительному билету какого-нибудь депутата из провинции. Но ему наотрез отказали, заявив, что его появление на открытии сопряжено с огромной опасностью.

«Нет нужды описывать это первое и последнее заседание Учредительного собрания, — отметил позднее Александр Федорович, — ранним утром 6 января Учредительное собрание было разогнано, с применением грубой силы, а двери Таврического дворца — закрыты. На мирных людей, которые собрались, чтобы выразить поддержку Учредительному собранию, обрушился шквал ружейного огня».

После роспуска Учредительного собрания обстановка в Петрограде стала невыносимой и Керенский уехал в Финляндию, где пробыл около двух месяцев. Потом он тайно возвратился в Петроград и поселился у знакомых своей тещи на Васильевском острове, где работал над книгой «Дело Корнилова». Эта книга летом 1918 года появилась в Москве. Там же, в первопрестольной, Александр Федорович получил предложение «Союза возрождения России» отправиться за границу для переговоров с союзниками.

Отъезд Александра Федоровича был назначен на конец мая через Мурманск, где стояли английские корабли, охранявшие в порту склады с военным снаряжением. Визу ему проставил английский генеральный консул в Москве Роберт Брюс Гоккарт, который оставался там в качестве специального эмиссара после отъезда из столицы союзнических послов. И вот под видом сербского офицера Керенский добрался до Мурманска, а там его проводили на борт английского тральщика. На этом корабле он наконец-то избавился от своего маскарада — длинных волос и бороды, и отправился в плавание по Северному Ледовитому океану. «И вот бессонной ночью на борту судна появилось зловещее предчувствие, — писал Александр Федорович, — что я уже никогда не увижу ни Волги, ни Симбирска, никогда не ступлю на русскую землю».

Утром 20 июня 1918 года Керенский прибыл в Лондон, где его встретил представитель Временного правительства доктор Я. 0. Гавронский. А через несколько дней состоялась их встреча с премьер-министром Ллойд Джорджем. Александр Федорович рассказал ему о положении, сложившемся в России на время его отъезда из Москвы, и сообщил о формировании нового коалиционного правительства, целью которого является продолжение войны на стороне союзников, освобождение России от большевистской тирании и восстановление демократической системы.

Из Лондона Керенский отправился в Париж, где его принял председатель Совета министров Жорж Клемансо. Александр Федорович обрисовал Клемансо положение в России и изложил цель своей миссии. Но ему было заявлено, что «Россия стала нейтральной страной, заключившей мир с врагом Франции, а друзья наших врагов — наши враги».

Керенский вернулся в Англию и направил Ллойд Джорджу письмо с просьбой о содействии в возвращении домой. Спустя неделю он получил отказ, поскольку мог помешать осуществлению английских планов. И до весны 1920 года жил в Англии, то в Лондоне, то в провинции. «В 1920 году я переехал из Лондона на постоянное жительство в Париж, — писал Александр Федорович, — где у меня были широкие возможности встречаться с видными государственными и политическими деятелями и журналистами из многих стран». В 1922 году он опубликовал на русском языке свою книгу «Издалека». А годом позже стал одним из издателей русской газеты «Дни», осуждавшей как фашистов, так и коммунистов.

К тому времени семья Керенского тоже оказалась за границей. «Когда большевики пришли к власти, мы с матерью вынуждены были уехать из Петербурга в Котлас, — вспоминал младший из сыновей, Глеб Александрович. — В Котласе мы прожили до 1921 года, когда матери наконец удалось выхлопотать в ЧК разрешение на эмиграцию, и мы поехали в Эстонию. Из Эстонии мы с матерью решили ехать в Англию. Поездом добрались до Швеции, потом на пароме пересекли море и оказались в Ипсвиче или в Гарвиче, точно не помню, где и встречал нас отец. У него в Англии было много друзей, они позаботились о нас, помогли найти жилье. Мать устроилась работать секретарем-машинисткой. Эта работа была ей не в новинку, поскольку она частенько перепечатывала в былые времена всевозможные бумаги дня отца. Мы с Олегом поступили было в школу, но вскоре были вынуждены уйти из нее и начать работать, чтобы семья могла сводить концы с концами…».

Несмотря на трудности, братья Керенские все-таки окончили колледж и стали известными в Европе инженерами. Старший из братьев, Олег Александрович, был мостостроителем, построил десятки мостов в различных странах мира, в том числе и знаменитый мост через пролив Босфор в Турции. Младший брат, Глеб Александрович, строил по всему миру электростанции и переводил на английский язык книги отца.

kerensky41 сентября 1939 года Германия напала на Польшу, начав вторую мировую войну. В мае 1940 года Адольф Гитлер бросил свои дивизии на Францию и А. Ф. Керенский вместе со своей второй женой австралийкой Нелли, урожденной Трайтон, вынужден был переехать в Англию, а затем перебраться в США. Когда 22 июня 1941 года фашисты вторглись в Советский Союз, Александр Федорович необычным от волнения и переживания почерком пометил в своем дневнике: «Свершилось! Боже, помоги России, свое призвание исполню, если сделают предложение!». Дневниковые записи первых месяцев войны были наполнены злорадным торжеством по поводу «разгрома России» и размышлением о том, что до этого довели большевики, а он в свое время подобного продвижения немцев в глубь страны не допустил. Керенский призывал к священной войне как против германских фашистов, так и против коммунистов в России.

В середине 1942 года Александр Федорович начал писать «Историю России» с древних времен до начала текущего века, пользуясь богатыми архивами США. Судя по всему, подготовленные им три тома «Истории России» американских издателей не заинтересовали и в конце 50-х годов Керенский стал работать над книгой мемуаров, посвященной периоду 1905-1917 годов, с включением воспоминаний о детстве и размышлений о судьбах мира после второй мировой войны. В 1965 году его книга «Россия в поворотный момент истории» вышла в Лондоне на английском языке. А спустя два года, в том же Лондоне, была издана книга воспоминаний Ольги Львовны, первой жены Керенского, под названием «Я была там…». Послереволюционная Россия у нее ассоциировалась с холодом, голодом, грязь…

Александр Федорович Керенский пережил и своих друзей и своих врагов. 89 лет жизни было отмерено ему судьбой. Скончался Александр Федорович 11 июня 1970 года в Нью-Йорке почти слепым и немощным, но все еще сильным духом человеком.

kerenskygrave

Вам понравилось? Отметьте это:

Постоянная ссылка на это сообщение: https://politconsulting.info/?p=852